Гомер и Фредди сказали «спасибо» и, после того как дядюшка Одиссей направился в сторону парикмахерской, сразу пододвинули стулья поближе к музыкальной машине, уселись и некоторое время молча наблюдали за медленной сменой красок внутри автомата.

— Ух, — сказал Фредди, первым нарушив молчание, — ну и страшный ты в синем цвете!

— Сам не лучше, — ответил Гомер. — Посмотрел бы на свою зеленую рожу!.. Ладно, Фредди, хватит любоваться, давай бери пончик, и будем делить библиотечные книжки.

Ребята прикончили по паре пончиков и стали разбирать книги, в жарких спорах решая, какие интересней, что читать сначала, а что потом, и какие именно каждый из них заберет к себе домой.

Как вдруг дверь в кафе открылась, и сквозь нее проник незнакомый мужчина.

Ребятам показалось, что вошел он как-то крадучись, но это, наверно, им только показалось.

— Добрый вечер, — тихо сказал незнакомец, потрясав плоским бумажным свертком, который он держал в руке и постепенно меняя свою окраску (вместе со свертком) — с темно-фиолетовой на лимонно-желтую. — У меня тут с собой одна пластинка, — продолжал незнакомец, отчаянными усилиями распутывая веревку и разрывая на свертке бумагу. — Так вот, хочу ее проиграть на вашей музыкальной машине. Это будет, увидите, лучшая пластинка сезона. Включишь — и будешь ты на волосок от...

Незнакомец внезапно оборвал фразу и, видно, очень разволновался. Некоторое время он стоял молча, меняя окраску вместе со своим свертком и постепенно приходя в себя и успокаиваясь.

Гомер и Фредди тоже меняли окраску и тоже молчали, ожидая, чтобы незнакомец договорил. И он договорил, когда пришел в себя настолько, что почти без дрожи в голосе мог произнести:

— Сами услышите, тогда поймете.

Одновременно он развернул наконец свой сверток, достал пластинку и ребята просто обомлели! — кинул эту пластинку под потолок. Но и после этого он вовсе не стал даже пытаться ее поймать, а наоборот — сунул руки в карманы пальто и спокойно стоял, глядя, как она вот-вот упадет и разобьется.

Она действительно упала с громким стуком прямо посреди кафе. Гомер и Фредди вскрикнули, а незнакомец горько рассмеялся.

— Небьющаяся, — сказал он с печальным видом. Он поднял пластинку с пола и согнул ее пополам. — И неломающаяся, — добавил он. — Да, — заговорил он опять, — крепкая до безобразия! Небьющаяся до отвращения! Неломающаяся до... до... не знаю до чего!

Он опять страшно разволновался, а когда немного успокоился, подошел к музыкальной машине и открыл верхнее полукруглое стеклянное окошко над панелью с кнопками.

— Я поставлю ее, — сказал он, — между «Симфонией буги-вуги» № 5 и «Полькой буги-вуги» № 6. Ладно?

И он быстро втиснул свою пластинку в общую кучу.

— Вот, — сказал он, вздыхая с огромным облегчением и меняя в это же самое время цвет лица с желтого на синий. — Вот, значит, таким образом...

Ребята тоже почувствовали себя легче. Уж очень странно повел себя незнакомец с самого начала, а вот сейчас, кажется, успокоился наконец, перестал дергаться и переживать неизвестно из-за чего. Гомер вспомнил о своих обязанностях, прошел за прилавок и оттуда спросил:

— Хотите чего-нибудь поесть, сэр? Сандвич? Чашечку кофе? Или, может, вкусный свежий понч...

— Нет! Нет! Нет! — отчаянным голосом завопил незнакомец, прежде чем Гомер успел произнести «ик». — Нет! Нет! Ни за что! — Он извивался всем телом, кашлял и грозил пальцем. — Я никогда, ни при каких обстоятельствах не ем их, — объяснил он, когда немного успокоился. А затем облокотился на прилавок и таинственно прошептал: — Ведь в них, вы это прекрасно понимаете, очень много дырок! Просто полным-полно дырок!

Гомер с минуту подумал, оценивая это заявление, потом по-кал плечами и сказал:

— Ну, может, томатный сок? Он у нас очень...

— Молчи! — трагическим шепотом произнес незнакомец. И громко икнул. Умоляю, ни слова больше! — Он снова икнул. — Я не пью томатный сок! Никогда!

Он замолчал и снова икнул. Гомер быстро наполнил стакан водой и протянул незнакомцу со словами:

— Задержите дыхание, когда будете пить, и сосчитайте до десяти. Я всегда так делаю.

— А еще лучше, — вмешался Фредди, — сказать про себя, например, так: «Икота, икота, перейди на мистера Скотта, со Скотта на кого-то, с кого-то на того-то...»

Или спеть...

— Не нужно! — закричал незнакомец. — Ради бога, не нужно!

— А вообще я не понимаю, — продолжал Фредди, — почему, когда Гомер сказал вам про пончики и про...

— Ни слова больше! — зашипел незнакомец и чуть не выронил из рук стакан. — Умоляю, ни слова! Иначе... Я ведь уже говорил вам, что никогда не ем пончиков...

Он с укором посмотрел на Фредди, потом повернулся к Гомеру и сказал:

— Спасибо. Спасибо за угощение... За воду то есть... Икота у меня почти прошла... А теперь я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!

Он ринулся к двери так, словно убегал от чего-то страшного, что вот-вот должно было произойти...

— Одну минуту, мистер! — крикнул ему Гомер. — Вы ведь хотели послушать пластинку... И потом, как она называется?

— Ах да, — сказал незнакомец, останавливаясь в дверях. — Как называется?

Называется она «Пон... сим... пон»... Впрочем, у нее нет названия... И вообще скажу вам, ребята, по правде: не ставьте вы ее! Не надо! Прошу вас... и даже умоляю! Пусть никогда, — голос незнакомца зазвучал торжественно, — пусть никогда не опустится иголка на ее небьющуюся и неломающуюся поверхность, и пускай ни один звук не исторгнет ваща чудесная, ваша прекрасная машина из этой... «Пон...

сим...».

Он внезапно замолчал, а ребята закивали головами и с трудом перевели дыхание.

Они были взволнованы и напуганы поведением незнакомца и особенно последними его словами.

Так же внезапно, как замолчал, незнакомец расхохотался, но при этом лицо его оставалось совершенно серьезным.

— Ха, ха, ха, — произнес незнакомец, и все эти «ха» музыкальная машина немедленно окрасила в зловещий фиолетовый цвет.

— Ха, ха, ха... — И, перейдя на свистящий шепот, добавил: — Но она исторгнет! Вы совершите это своими руками! — Приобретая на прощание кроваво-красный оттенок, он закончил так: — А теперь прощайте, мои милые, чреватые бедами Пандоры' в штанах!

Под эти слова дверь за ним бесшумно закрылась, озарившись зеленым цветом, и ошеломленные мальчишки остались одни.

Долгое время никто из них не произносил ни слова. Потом наконец Фредди повертел пальцем около висками произнес:

— А он все-таки, наверно, того, этот мужчина^А? Как ты думаешь? И потом, что он хотел сказать, когда обозвал нас «чреватыми Пандорами [7] в штанах»?! Наверно, это животное какое-нибудь? Почему же этот псих решил назвать нас животными , штанах?

— Чепуха, — сказал Гомер. — Ты думаешь от слова «панда»? то, правда, енот. Живет в Гималаях. А здесь никакая не «панда», «Пандора»... По-моему, это просто девчачье имя.

— Значит, этот тип обозвал нас девчонками! — закричал Фредди, сжимая кулаки. — Да еще сказал, что мы в штанах и чреватые бедами! А что такое «чреватые бедами»?

То же, что «угреватые»?

— Думаю, что нет, — неуверенно сказал Гомер. — И он вовсе не назвал нас девчонками. Во всяком случае, не совсем девчонками. Пандора, мне кажется, это что-то такое знаменитое... Древнее... Вроде какого-нибудь Навуходоносора или Пенелопы... [8] Где-то я чего-то читал про нее, но вот не помню где и что... Я знаю одно, — голос Гомера сделался увереннее, пока мы не выясним, что за женщина эта Пандора и что она сделала, загадки нам не разгадать! Поэтому начнем с Пандоры, а там доберемся и до этого «чреватого» с его «бедами». Согласен?

Тогда давай разыграем, кому бежать в библиотеку и разыскивать это слово в каком-нибудь словаре.

И Гомер взял одну из монеток, оставленных дядюшкой Одиссеем, и двумя пальцами подбросил ее над прилавком.